В понедельник агент Сняпсон проснулся бодрым, отправился в душ и весело спел там гимн Ямайки. Каково же было его удивление, когда из раструба душа он услышал звонкий девичий голос, который подпевал ямайскому гимну! Правда, голос из душа довольно заметно фальшивил... Выйдя из душа, он обнаружил, что в его ботинке поселилась мышь.
А над ботинком с мышью задумчиво сидела кошка Фрося и меланхолически поедала агентов носок под гимн Ямайки.
Если бы на агенте была бы рубашка, он бы сказал, что она прилипла к спине. Но в душ он ходил без рубашки...
- Фрося, брось носок! - зашипел он. - Дура, носок отравлен!
Но, кажется, было поздно...
Это только казалось, что было поздно. Да и вообще, ему многое казалось с утра после сложно проведенной ночи. Так как все-таки кошка Фрося поедала мышь, а не носок, что стало понятно, когда из кошкиной пасти выпали на гладкий кафель мышкино ушко, глазик, и кусочек хвостика.
"Грустно, конечно... но с другой стороны, одним голодным ртом стало меньше, даже двумя", подумал он. Сняпсон погладил повеселевшую и сытую кошку и вдруг боковым зрением заметил, что девица из раструба душа уже вылезла оттуда и стремительно надвигается на них с Фросей, а в руках у нее фотоаппарат.
"Господи, я болен, я очень болен, у меня галлюцинации". Неожиданно девица направила фотоаппарат прямо на агента и и обернулась любимым биатлонистом агента - Эмилем Хегле Свенсеном.
"Всё-таки надо, наверное, меньше пить", - подумал агент и пошел было к холодильнику за рассолом, но Свенсен отрезал ему дорогу и, потрясая фотоаппаратом, скромно попросил:
- А можно, мы с вами сфотографируемся?
Конечно, можно! - воскликнул Сняпсон и вдруг понял, что перед ним уже вовсе и не Свенсен, а яркая грудастая блондинка - звезда русской оперной сцены Изабелла Карапузова, лучшее сопрано мира.
- Позвольте, а как же... - начал было он, но тут заметил, что с ушей бывшего Свенсена свисают лыжи. Одну из них увлеченно грызла уцелевшая мышь из ботинка, а Фрося тем временем доедала винтовку.
- Винтовка отравлена? - в ужасе предположил агент.
- Нет, - пропела Карапузова. Голосок у нее явно был хегле-свенсеновский и Сняпсон задумался: "Кто же из них так фальшиво пел в раструбе душа гимн Ямайки - великая певица или Свенсен?" Но не успел он додумать эту мысль до конца, как.....
Поболеем 
Но за это я и люблю теннис)